Говоря об иноагентах в “Жёлуде”, конечно, нельзя не упомянуть знаменитый “черный номер”, передовица которого была посвящена ситуации усугубляющегося давления на независимые российские СМИ. Центральной статьей этого номера должен был стать материал про резко возросшее количество самокатов на улицах Москвы. Первая полоса уже была сверстана с анонсом этой статьи и большой, на всю страницу, фотографией человека на самокате. Но буквально за день до передачи газеты в печать стало известно, что сразу несколько российских СМИ, известных своими расследованиями, признали иностранными агентами. Это существенным образом осложняло их деятельность и фактически являлось давлением на независимые СМИ. Я сочла невозможным игнорировать это событие, поэтому передовица была спешно переделана. Обложка вышла заметной и попала в эфир телеканала “Дождь” с моим комментарием.

Но куда более заметным вышел мартовский номер “Жёлудя” в 2022 году.

Как и для многих других, начало войны с Украиной стало для меня страшным ударом и трагедией. Неделю после 24 февраля меня я практически не спала, меня буквально трясло. На эффективности работы в администрации это тоже не могло не сказаться – многие запланированные проекты пришлось отложить. В то же время я не могла спокойно смотреть на происходящее и искала способ отреагировать (помимо участия в несанкционированных акциях протеста в качестве частного лица). Так родилась идея сделать антивоенный “Жёлудь”.

Но, возвращаясь к основному вопросу: что делать, если ты против призыва, но по должности обязан быть главой призывной комиссии? Я решила сосредоточиться на двух направлениях: просвещении и защите прав призывников. Просвещение должно было помочь в первую очередь юношам из “безразличной” категории (и их, возможно чуть менее безразличным, родственникам), но, с моей точки зрения, было бы полезно и всем потенциальным призывникам.

Всем молодым людям, у которых возникали вопросы во время заседания призывной комиссии, я старалась давать максимально подробные ответы, а тем, кто явно не хотел служить и был, мягко говоря, не рад решению о призыве, разъясняла порядок обжалования, особенно подчеркивая, что на время рассмотрения жалобы решение приостанавливается, и забрать молодого человека в армию не могут. Это дико раздражало военного комиссара, но сделать с этим он ничего не мог, потому что формально я ничего не нарушала.

К весеннему призыву в 2022 году мы подготовились еще лучше: сделали мини-брошюры для призывников, в которых среди прочего была ссылка на шаблон искового заявления об обжаловании решения призывной комиссии. Эти брошюры я раздавала в военкомате до начала заседания всем желающим, а также прямо во время заседания призывной комиссии молодым людям, которые не были согласны с решением призывной комиссии. Основной упор в наших памятках мы сделали на то, что даже, если молодому человеку уже озвучили решение о призыве, есть законные способы не попасть в армию по крайней мере во время текущей призывной кампании.

Самое печальное во всей этой истории с сотрудниками, доставшимися “в наследство” от прошлой администрации, не в том, что их моральные качества оказались не на высоте, а в том, что администрация за несколько лет прямо на их глазах кардинально изменилась в лучшую сторону, стала приносить реальную помощь жителям, но они этого либо не заметили, либо не посчитали сколько-нибудь важным. Не захотели стать частью этого (хотя я, стараясь воодушевить, прямо говорила им о том, что и их заслуга в этих переменах есть, что они часть лучшей администрации Москвы). Все, что их волновало – это, чтобы их не трогали, а они бы продолжали получать зарплату. Эффект от собственной работы их совершенно не интересовал.

Работа с обращениями – это был первый процесс, который подвергся радикальным изменениям. Больше никаких отписок. Теперь все обращения, поступавшие в администрацию тщательно обрабатывались: сначала определялась суть обращения, при необходимости мы запрашивали дополнительную информацию или сами выезжали на место, потом оценивались варианты решения проблемы (или реализации инициативы, если письмо содержало предложение) после чего жителю в ответном письме направлялась подробная инструкция с описанием дальнейших действий, либо же мы сами отправляли юридически грамотные  обращения в органы и организации, которые должны были решить вопрос.

Я никогда не говорила об этом публично, но фактически администрация превратилась в юридическую консультацию широкого профиля. Вместе с сотрудниками юридического отдела мы готовили ответы на самые разные обращения: бесплатное получение ортопедической обуви, получение социального жилья, жалобы на громкую рекламу уличных зазывал, мошенничество при проведении общего собрания собственников, установленная, но так и не введенная в работу остановка общественного транспорта, бездомные животные, самозахват подвального помещения, кража личных вещей в больнице и так далее. Но большую часть времени нам приходилось заниматься жалобами на стандартные темы: недостатки обслуживания домов и плохое содержание дворовых территорий. Кстати, далеко не всегда это были тривиальные жалобы, например, на неубранный подъезд, были и ситуации, достойные попадания в книгу рекордов: один житель пожаловался на протекающий потолок, подкрепив это перепиской, которая длилась несколько десятилетий!

Отдельной головной болью для меня всегда был вопрос охраны. Когда я пришла в администрацию, там был круглосуточный (!) пост охраны. Причем, несмотря на прямой запрет на проживание охранника на рабочем месте, сотрудники ЧОПа именно жили в помещении администрации, используя для сна раскладушку. Особенно забавно поступал один из охранников (они работали вахтовым методом по несколько недель подряд), который после окончания “официального” времени работы администрации просто ставил раскладушку в коридор перед телевизором, блокируя тем самым путь к выходу. С учетом того, что я и глава муниципального округа выходили с работы не раньше 22 часов, во время дежурств этого охранника нам буквально приходилось через него перешагивать…

…Последней каплей стало то, что ЧОП, предоставлявший охранников, захотел поднять цены на свои “услуги” почти в два раза (до полутора миллионов рублей в год). Проблемой были не столько деньги – на счету администрации было более 40 миллионов рублей, накопившихся за предыдущие годы, которые можно было относительно свободно тратить, – сколько вопиющая бессмысленность самой “услуги”.